Не раздумывая, она с силой пихнула его коленом — примерилась так, что чашечка ударила в подбородок. Что-то хрустнуло… Раздался звериный вопль… Лавка опрокинулась, и Рори полетел на пол. Все лицо у него было в крови — то ли она ему зубы выбила, то ли губу разбила. В следующее мгновение Ромили, схватив плащ, бросилась к двери, однако парень успел сообразить, что к чему, и бросился за ней. Мгновение — и он схватил ее прежде, чем девушка успела убежать. Повалил на пол. Ножа у него в руке уже не было — выронил, наверное, от неожиданности… Ромили отчаянно сопротивлялась, однако в таком положении ей было не справиться с верзилой. Рубашка у нее на груди лопнула, его пальцы уже добрались до ее горла, и в этот момент Рори замер.

— Бог мой! Титьки, как у коровы!.. Ты что, девка, что ли?

Он перехватил ее руку — девушка пыталась выцарапать ему глаза, — завел за спину, затем поставил Ромили на ноги и пинками погнал в маленькую каморку, служившую кухней.

— Эй, бабушка! Посмотри-ка, какого гостя нам послало небо. Черт, я едва не пришиб ее, как муху. Надо же — четыре года подыскивал себе жену, копил по копеечке, а тут она сама явилась ко мне. — Он засмеялся. — Не бойся, сучка, теперь-то я не причиню тебе вреда, будешь в целости и сохранности… Разве что помну немного. — И опять заржал. — Вот так удача, бабушка! Теперь будет кому присмотреть за тобой, когда я буду в поле или уеду в город или на мельницу.

Обрадованный парень развернул девушку к себе и влепил ей сочный поцелуй — так и впился разбитым ртом.

— Значит, ты была в обслуге у какого-то важного господина, а теперь сбежала, не так ли? Вот и замечательно — вот твоя кухня. Ты останешься здесь.

Последние слова буквально лишили Ромили сил, однако надо было что-то делать. Рори совсем обезумел — он уже сильно возбудился и принялся целовать ее, начал стаскивать с нее одежду.

— Ладно, — стараясь говорить хриплым голосом, согласилась Ромили, — по крайней мере, ты не хуже того ублюдка, за которого меня хотели выдать.

Вымолвив это, девушка вдруг осознала, что только что сказанное не так уж далеко от истины. Она продолжала:

— Раза в два старше меня, любит лапать по углам беспомощных девушек. Ты все-таки и помоложе, и почище.

Парень задумался, потом заявил:

— Думаю, у нас все будет хорошо, когда мы привыкнем друг к другу. Мы с тобой будем делить постель, еду и огонь, а потом сам лорд Сторн обвенчает нас, как это бывает у благородных. Ты умеешь готовить, я люблю вкусно поесть, а то эта каша во где у меня сидит. — Он чиркнул ладонью по горлу.

— Постараюсь, — согласилась Ромили. Она пыталась говорить безмятежно, даже игриво. — А что будет не так — не сомневаюсь, местра Мхари подскажет.

— Ты что, считаешь себя лучше бабушки? Ты должна называть ее домна Мхари. Поняла?.. Если только она позволит, можешь изредка окликать ее бабушкой…

— Я не думала ее обидеть… — всполошилась Ромили. Как это она не заметила, что обратилась к старухе, как к прислуге!

— И вот еще что — раз ты девка, значит, будешь каждый день подмывать ее, стелить постель, переодевать ее.

— То-то я смотрю, она очень аккуратна для парнишки, — подала голос Мхари.

Ромили подошла к ней и, приподняв, устроила поудобнее, затем налила теплой воды из кувшина, помыла ей руки, ополоснула лицо. Рори указал на стопку чистого белья в углу — пришлось заняться и переодеванием… Мысли о том, в какую историю она влипла, не оставляли ее. Какая же она дура! Зачем надо было бежать из дома? Почему же родные не спускали с нее глаз до тех пор, пока не свершится обряд бракосочетания? «А потому, — мрачно укорила она себя, — что все родственники решили, что ей не до побега. Ей бы спину подлечить». У Ромили заныло в животе от одной мысли, что этот неотесанный грубый деревенщина разделит с нею ложе. Теперь, конечно, он не убьет ее — хуже, он ее обрюхатит, и будет это продолжаться из года в год. То-то колом вышли ей насмешки над Дарисой. Как же она была глупа, хихикая и фыркая при виде ее расплывшихся форм!

— Что ты стоишь? — закапризничала старуха. — Одевай поскорее, я совсем замерзла. Как тебя называть?

Ромили на мгновение задумалась — какой смысл было скрывать свое настоящее имя? А если отец не оставит поисков и сюда доберутся его люди? Подумав, девушка ответила:

— Калинда.

— Пошевеливайся, Калинда, я вся дрожу.

— Простите, матушка Мхари. — Подобное обращение было вполне Уместно. — Я тут задумалась… — Ромили наконец переодела ее, накинула на плечи старухе шерстяную шаль, потом уложила на подушки, накрыла одеялами.

— Вот и хорошо, что сговорились, — ободрила ее Мхари. — Он человек добрый и никогда не будет бить тебя просто так, без надобности.

— Да, добрый, — захныкала Ромили. — Что ж он так полез на меня? Мне сегодня никак нельзя. Месячные у меня…

— А-а, ну и хорошо, — закивала старуха. — Вот и хорошо, что сказала: мужики совсем глупые в этом смысле. Он ведь мог отлупить тебя за то, что ты сопротивляешься. Мой-то мужик почем зря махал кулаками. Все ему было нипочем. Если напьется — давай, и все тут! Я его тогда к служанке спроваживала… Да-а, были времена, когда у нас была служанка. Не веришь? И кухарка была… А теперь взгляни на меня. Ничего, с твоей помощью я поправлюсь, и Рори теперь не придется варить кашу и печь хлеб. Разве это занятие для мужчины? Взгляни, какой он красивый парень. И добрый до жути… Никогда худого слова от него не слышала, не брезговал помыть меня, поправить постель. Кормил, давал горшок. Кстати, о горшке. — И она указала на угол.

Пришлось и этим заняться…

«Она считает, что лучше такой жизни ничего быть не может. Как же, у меня будет муж, хозяйство… Старуха не спустит глаз с меня». Эта мысль вызвала у Ромили прилив отвращения, но бунтовать еще не время. Не время драться… «Возможно, какой-нибудь женщине все это придется по душе — собственный дом, работящий муж, который, оказывается, так добр к своей бабушке».

Она вышла во двор, выплеснула содержимое ночного горшка.

«Неужели я отказала дому Гарису, чтобы вот так, силком быть выданной за этого варвара, пусть даже доброго и честного? Хороша честность — едва не придушил гостя. Ладно, в любом случае у меня есть в запасе несколько дней. Придется по-прежнему притворяться… До тех пор, пока они не ослабят надзор».

Когда с заботами о старой женщине было покончено, Ромили отправилась за водой. Уже рассвело, и в утренних сумерках девушке пришлось приняться за работу: поставить кипятиться грязное белье, потом, следуя указаниям Мхари, замесить тесто, поставить каравай на огонь. Когда хлеб испекся, старуха разрешила ей передохнуть.

Значит, и поразмыслить… Крепко задуматься…

Итак, что мы имеем? Когда Ромили заглянула в коровник, то обнаружила, что лошадь ее расседлана и накрепко привязана к яслям веревкой. Ну, это пустяки, если удастся, то она вмиг разрежет ее. Надо дождаться, пока Рори разденется, скинет сапоги. Мешок свой можно оставить, это не страшно, но вот теплая одежда и, прежде всего, кожаный плащ?.. Без них невозможно пускаться в путь. Нет, и без еды нельзя…

Может быть, сегодня ночью, когда все уснут? Ромили легла на другой бок. Вроде бы старуха сказала, что должно потеплеть. Хранитель, спаси меня! Если это животное доберется до меня, то, значит, и этим делом придется заниматься при старухе? Как же живет бедный люд! Это же просто ужас!..

«Может, лучше вернуться? Ну ее, эту свободу! Что значит она по сравнению с сытой, защищенной от всех напастей жизнью? Стану женой дома Гариса… как ястреб на жердочке, привязанный за ногу. Наденут на голову колпачок, то бишь всякие наряды. Кому она нужна, эта свобода? Одна радость — Пречиозу выпустила. Как она высоко взлетела!..»

Волнующая радость охватила ее. Никогда Дарен не будет владеть ее ястребом. Это ли не доказательство? Птица вернулась к ней по собственной воле оттого, что полюбила ее, привязалась к ней. Ведь могла же улететь. А вот от Дарена улетела. И никогда не вернется.

«Теперь она свободна, теперь она никому не принадлежит. Не то что я…»